Антицеллюлитная кампания

- Ну, чо… Все, пиздец… - горестно выдохнула в трубку Ленка.
- Чотакоя? – вяло поинтересовалась я, прижимая трубку к уху плечом, и продолжая прореживать правую бровь, изрядно заросшую за последнюю неделю, которую я провела в бухаре.
Не в той Бухаре, что в солнечном Узбекистане, а в Синей бухаре, что в Синеботой губернии, Синекедовского уезда, где откушивала самый вкусный в мире самогон, который варила бабушка моей однокашницы, которая, в свою очередь, привезла его ко мне, чтобы я не сильно переживала, что та самая однокашница будет жить у меня целую неделю.
- Знаешь, что я у себя нашла?
Судя по безжизненному тону, я смогла предположить только одно.
- Шестивесельные шлюпки?
- Это кто? – в голосе подруги послышалась заинтересованность.
- Вши лобковые.
- Дура, – эмоции ее снова ушли в минус. – Хотя, Або, наверное, тоже так подумал, раз привез меня в КВД и бросил тут, когда понял, что это нифига не венера.
- Да хватит томить! Ты и насекомых-то у себя бы не смогла найти, последняя девственница Торчихреновки, с таким, как твой Або.
- У меня… - Ленка трубно шмыгнула забитым носом. – У меня целлюлит! На жо-о-опе-е-е-е! – прогундосила она и зашмыгала носом звучней, и, я бы даже сказала, музыкальней.
Я хохотнула и от неожиданности вырвала приличный клок брови.
- Я Або сказала, он молча в машину меня погрузил и повез куда-то. Я думала, к косметологу-хуетологу какому-нибудь, а он меня в кожвен. Лечи, говорит, свою живность, а я к тебе больше ни ногой. Как будто раз в два месяца – это он прям двумя ногами ко мне приезжает. Говно на палочке! Я на него наорала, не знаю, понял он или нет, что это такое, но матерился громко, высадил меня и уехал. Чо теперь делать-то? Я, вообще, как отсюда до своих ебеней-то родных доберусь? Дай хоть мне номер телефона какой-нибудь, таксо вызову.
- Вот! – заорала я. – Вот оно! Таксо! Авто! У тебя целлюлит разросся от того, что не двигаешься ты нифига! Ты ж в соседний переулок за хлебом хуй пешком пойдешь! Исключительно на машине! Вот потому и жопа у тебя стала шире Хабаровского края, и рожу твою за три дня не обсерешь! – тут я слегка исказила правду, потому что подругина жопа давно перестала иметь такие размеры, да и щеки опали, явив миру широко распахнутые зеленые глазищи. – И меня к тому же склоняешь. Давай я за тобой зае-е-еду, давай я тебя отвезу-у-у, - передразнила я Ленку. – Тоже на боках колеса от КАМАЗа ака рычаги любви начали откладываться. Короче, тебе до Поворота – пять остановок. Ножками дойдешь. Я подъеду как раз за это время. А до Торчихреновки поедем на маршрутке, и до дома пойдем через лес.
- Там маньяки, - слабо пискнула Ленка, боявшаяся их до трясучки в заднице.
- И хорошо, что маньяки. Вспомнишь, как нужно правильно бегать, задрыга ленивая. Помнишь, в какую сторону идти-то надо?
- Пошла в жопу, - обиделась Ленка и отключилась.

Дорисовав перещипанную правую бровь, я отправилась утешать заболевшую целлюлитом подругу. На условленном месте Ленку я не обнаружила, и слегка перепугалась. Она давно уже не передвигалась по городу на своих двоих. Потеряться она точно не могла, но вот вляпаться в какое-нибудь говно какую-нибудь историю – запросто.

Вдруг поняв, что от Або ей не светит счастье и сплоченная семья с кучей детей, Ленка резко, и неожиданно для всех, исхудала до необычайной красоты, заимела длинные и стройные ножки, изящные плечи и шею, и милое очертание ангельского еблетика в форме сердечка, от которого всех отвлекали пышные перси четвертого размера, пусть и слегка отвисшие, но все равно выглядевшие очень даже дрочибельно. После этого активно ударилась в блядство, повергая в шок всех кавалеров своим цинизмом и йопкостью. Або бился в припадках, приобрел огнестрельное оружие и грозился убить каждого, кто посмеет прикоснуться к его, вот уже шесть лет как, бессменной любовнице. Ленка делала вид, что боится, притупляя его бдительность, но на поебушки сваливала исправно и незаметно для всех. Через некоторое время я начала путаться в именах ее постельных ухажеров, и, для простоты восприятия, мы стали давать им клички, которые запоминались лучше: Коля-кареглазик, Сеня-олигарх, Вова-страусиная ферма, и тому подобное. На контакт Ленка шла легко, ебчиков своих не обижала и дружила организмами исключительно с женатиками (которых ласково величала «мои объебки»), чтобы не было соблазна создать с ними новую ячейку общества.

Я уже заметно начала нервничать, когда Ленка позвонила и завопила:
- Тыкай к Китам! Срочно! На ресепшене скажешь, что ты к Иннокентию, тебе покажут, куда идти. Да, четыре штуки по три метра.
- Это что ли пароль? – не поняла я про три метра. – А отзыв? Славянский шкаф продается в отделе горюче-смазочных материалов?
- Каких материалов? – Ленка меня не слушала.
- Какие четыре штуки по три метра? – уточнила я.
- Это я не тебе. Ну, ты поняла? Киты, ресепшен, Иннокентий. Отбой.
Я так ничего и не поняла, но, послушно пошла в Китов – большой банно-развлекательный комплекс, гадая, какого хера туда занесло Ленку, и о каких метрах шла речь.
Телефон снова зазвонил, и Ленка кратко добавила:
- Купи где-нибудь пищевую пленку. Много.
Зачем она нужна, я спросить не успела.

- Мне бы к Иннокентию, - вежливо попросила я тощую девочку с нарощенной белобрысой гривой, тоскующей на ресепшен.
- Славик, проводи, - лениво протянула девица, а возле меня материализовался Славик в камуфляже и в круглом пивном пузе.
- Пройдемте, гражданочка, - похотливо осклабился охранник и колыхнул чревом.
Я удобней перехватила увесистый рулон с пленкой, чтобы, в случае чего, можно было обездвижить сопровождающего с одного удара, и спустилась следом за ним в полуподвал.
- Вам сюда, мадам, - Славик распахнул дверь без всяких опознавательных знаков, и плотоядно облизнулся.
- Спасибо, - мяукнула я и вошла внутрь.

В небольшом помещении стояли два кресла, низкий столик, заваленный глянцевыми журналами, кушетка и кулер с водой. Нестерпимо несло палочками-вонючками, и тихо играла ебабельная музыка, навевающая сон. Музычку перекрывали недвусмысленные звуки – шлепки, женские стоны и шуршание.
- Ленка? – охуевшим голосом протрубила я.
- До-о-о-о, - протяжно отозвалась она откуда-то. Шлепки и шорохи не прекратились. – Заходи-и-и-о-о-о-о-да-а-а-а.
- Ебнулась? – возмутилась я в воздух. – Я на улице подожду.
- Ду-у-у-ура-а-аабля-я-я-я, - продолжала подвывать Ленка. – Пле-е-енку купи-и-ила-а-о-о-о?
Я продолжала вертеть башкой, пытаясь определить, откуда идет звук, и приметила в углу невзрачную шторку, кажется, Ленка стонала мне из-за нее. Шлепки прекратились, и из-за шторки вышел гном в шортах и с босой волосатой грудью. Потный, краснорожий, с переразвитой торсовой мускулатурой и недоразвитым ростом. Мне резко подурнело, а Ленка упала в моих глазах стремительным домкратом.
- Ольга? – неожиданно приятным голосом поинтересовался он.
- Иннокентий? – пропищала я, вцепилась в рулон с пленкой двумя руками, и стала прикидывать, в какое место лучше всего уебать гнома Кешу. По всему получалось, что уебать будет проще ногой по яйцам, но тут меня могла подвести сноровка, потому что этот прием я применяю редко, будь проклята моя сердобольность.
- Вы вовремя, давайте пленку. Что сегодня кушали? – без всякого перехода поинтересовался он.
«В задницу будет трахать, что ли?» - почему-то пронеслась дурная мысль. Ленкины ахи-вздохи все еще крутились в моей голове.
- Селедку, молоко, копченое сало, соленые и свежие огурцы, омлет с помидорами, - тут же попыталась отмазаться я от содомско-геморройного греха. – И пургена, чтобы уж наверняка.
Гном впал в краткую залипозу.
- Кто ж перед массажем столько кушает? Или это вы так шутите? – залипоз отпустил гнома Кешу.
- Каким массажем? Глубоких морщин?
Призрак анальной казни стоял передо мной, как живой, и являл собой фото, которое я когда-то видела в Сети, которое называлось «Полна жопа огурцов».
- Лелька! Отдай ему уже пленку, я остываю, - простонала Ленка из-за шторки, а я поняла, что медленно схожу с ума.
- Давай, я в твои руки ее отдам? – на всякий случай я решила прощупать обстановку.
Призрачный анал наполненный огурцами перекрыл образ остывающей Ленки, и я, сделав обманчивый бросок влево, метнулась вправо, обогнула Иннокентия, и ворвалась за шторку.

В небольшой комнатушке стоял массажный стол, на котором распласталась Ленка, с неестественно блестевшими ногами, которые отливали какой-то желтизной. Рядом валялся пустой рулончик от пленки, типа той, что была у меня в руках и полуразмотанные эластичные бинты.
«Мумифицирует, мерзавец!» - пронеслось в башке.
- Лена.. – раздался за спиной приятный голос мумификатора.
Я взвизгнула, и не глядя, в развороте, ушатала рулоном с пленкой, ориентируясь на голос. Не рассчитав рост, попала в шею. Кеша гыкнул, схватился за шею, я хотела вытолкнуть его из комнаты, но поняла, что шторка нас не спасет, и, кинувшись к Ленке, начала лихорадочно сдирать пленку, пытаясь стащить подругу с кушетки. Пленка сидела намертво, а Ленка начала активно брыкаться, отпихивать меня руками и истошно вопить:
- Дурабля! Это антицеллюлитный массаж! А Иннокентий – антицеллюлитный массажист! Отойди, убогая! Кеша, оттащи эту припадочную!
Припадочная, то есть я, уже собиралась рвать пленку зубами, когда до меня дошел смысл сказанного. Будь проклята прошлая неделя, проведенная с самым лучшим в мире самогоном. Я поняла, что пропила остатки мозгов, мифическую женскую логику и умение слышать то, что мне говорят. Вспыхнув маковым цветом, закрыв пылающую ебучку руками, я заползла под кушетку. Ленка билась надо мной в истерике, антицеллюлитный гном басовито ржал, а я стыдливо хрюкала в ладошки и пыталась придумать, как бы мне поэлегантнее и незаметно выбраться сразу на улицу, а еще лучше – в другую галактику, на пмж, без права переписки.
- Ле-е-е-лька-а-а-а! Вылазь! – всхлипывала Ленка. – Мне надо скорей целлюлитную жопу замотать, пока она разогрета.
Я отрицательно промычала.
- Ну, и хуй с тобой, сиди там. Иннокентий, приступай, - и надо мной послышались Ленкины охо-хохи, шурашание пленки и шлепки.
Кушетка ритмично поскрипывала, перед моим носом переступали гномовы ступни и часть волосатых лодыжек, а спина моя медленно, но верно затекала от неудобного положения.

- Может, все-таки выберетесь на свет Божий?
Кеша заглянул под кушетку.
- Мне стыдно, - честно призналась я.
- Пиздит, - авторитетно заявила Ленка. – Вылазь уже, хватит там пыль глотать, сейчас твоя очередь.
- Куда? – жалостливо заверещала я. – Я не хочу. У меня нет целлюлита.
- У всех есть, - перебила меня Ленка. – Вылазь, и раздевайся. До трусов. Будем из тебя мумию делать.
При упоминании о мумиях я застыдилась еще больше, выбралась из-под кушетки и скромно потупилась, стараясь не смотреть на уже слегка синюшную шею гнома Кеши.
- Ну, так что ты сегодня жрала-то, Лель? – по-свойски осведомился Иннокентий. – А то намну тебе бока, а у тебя заворот кишок приключится.
- А что это ты мне только ноги наминал, а Лельку за бока будешь мацать? – возмутилась Ленка. – У нее на боках, что ли, целлюлит? Я буду следить за процессом, понятно? И Наташке твоей доложу, если ты на честь Лелькину посягать начнешь. Она меня сразу предупредила, что ты блядун тот еще, хоспади прости, и за какие заслуги тебе жена такая досталась, уебище ты колченогое?
Кряхтя, она сползла с массажного стола и, как на ходулях, вывалилась из комнатки. А я пучила глаза, дивясь Ленкиной бестактности. А потом вспомнила, что наша общая знакомая маникюрша Наташка рассказывала про мужа-массажиста. Ленка не теряла времени даром, вспомнила все полезные знакомства и начала мощную антицеллюлитную компанию.

- Не стесняйся, - буркнул Кеша. – Я ж, как доктор. Так что ела-то?
- Самогон, - пропыхтела я, стягивая джинсы и расстегивая лифчик, который все же снимать не стала.
- Давно?
- Последний раз вчера утром. Сегодня – исключительно кефир. И у меня нет целлюлита.
- Пиздит! – протрубила снова Ленка. – Есть! А ты, зараза синепупая, если не начнешь этот массаж, то потом в жопу себя кусать будешь! В целлюлитную! Га-га-га! И моей, гладкой и нежной, завидовать будешь! Ложись уже на пытошное ложе! – гаркнула она, высунув морду из-за шторки. – Меда хватит? – поинтересовалась она у массажиста.
- Хватит, - гном начал растирать ладони. – Я сначала общий массаж сделаю, а потом уже за ее апельсиновые корки возьмусь.
- Тына! Мне почему общий не стал делать? – оскорбилась Ленка. – Точно, пожалуюсь Наташке! Лелька, ты с этим хмырем аккуратней. Я тут рядом буду, журнальчики полистаю.
- В жопу себя покусаешь, что без общего массажа осталась? – подковырнула я.
Ленка тьфукнула, и задернула шторку.

Уж не знаю я, каким блядуном был Иннокентий, но массаж он делал охуительно. Я млела и таяла от его рук, и постанывала до тех пор, пока он не встал у меня в голове, массируя лопатки, и не уперся в мою макушку эрегированным половым хуем.
От удивления я приподняла голову, и буквально на себе прочувствовала выражение «прикинуть хуй к носу». Клацнув от неожиданности зубами, я всунула морду обратно в дырку для лица, выронила на пол глаза, усилием воли втянула их обратно под веки, и перестала получать от процедуры удовольствие.
- Ты такая красивая, - прошелестел гном.
- Чо? – рявкнула я. – Кто красивая?
- Ке-е-е-еша-а-а-а, - донеслось из-за шторки. – Я все слы-ы-ы-ышу-у-у-у.
- Блядь, - грустно выдохнул Кеша. – Верчусь, как уж на сковородке…
«Вот вы ушлые сковородки» - послышалось мне.
- Кто ушлые сковородки? Мы? Ленка, он тебя обозвал ушлой сковородкой, - тут же решила пожаловаться я.
- Пиздит! – решил не отставать от подруги массажист. – Переворачивайся на спину.
- Ах, пижжю?! – оскорбилась я. – Ладно. Сам напросился!
Я перевернулась на спину, сняла расстегнутый лифчик, отбросила его в сторону, и растеклась по кушетке.
- Прикрывать не надо, доктор, а то жарко мне, - проворковала я, и оттопырила локоток, пытаясь потыкать им в гномскую гениталию. – Ленча, я кажется знаю, почему Наташка с Иннокентием живет, хоть он и блядун. И даже, не постесняюсь в этом признаться, осязаю, почему.
- Леля! Вынь руку из Кешиных трусов немедленно! Это негигиенично, трогать незнакомую писю! – тут же среагировала Ленка.
Незнакомая Кешина пися тоже частично среагировала на Ленкин голос, и начала сдуваться на мой локтевой сгиб. Я слегка поелозила локотком и начала извращенски постанывать, пока Кеша мял мое пузо, предательски забулькавшее кефиром.
- Леля, - просвистел гном Иннокентий сквозь зубы. – Ты мешаешь мне работать.
- А больше тебе ничто не мешает, доктор? – поинтересовалась я, и начала елозить локтем интенсивнее, на что срамной отросток докторишки начал елозить по руке в ответ. – Ленка! Голос!
- Да что ж за ептваюналево-то! – заорала она. – Вы мне почитать дадите спокойно или нет? Кеша, упырь волосатый! Пойди, подрочи и успокойся! Она тебе все равно не даст! И я не дам! И Наташка не даст, когда я ей расскажу, что ты клиенткам хуем в головы тычешь, извращенец!
- Идите обе в жопу! – не выдержал Иннокентий. – Все! Сеанс окончен! Нет у тебя целлюлита, сука, тока сгинь с глаз моих долой!
И Кеша начал истерить. Пока я одевалась, выяснилось, что жизнь – говно, все бабы – бляди, солнце, естественно, фонарь. И что ему теперь делать, если к нему приходят бабы под два центнера и хотят уйти, оставив на кушетке две трети массы, или дуры, типа нас, на которых он реагирует, как здоровый и нормальный мужик…
- Бла-бла-бла, - фыркнула Ленка в ответ. – Кеша, не визжи. Наташка предупреждала, что ты таким макаром будешь на жалость давить. Пойдем, Лелька, неча нам тут делать. Придем, когда будем весить полтонны на двоих.
И мы покинули гнома Кешу, который продолжал злопыхать. Ленка на полусогнутых мумифицированных ногах, а я просто на полусогнутых, ибо Кеша, все же, хороший массажист. Только легковозбудимый.

© Пенка

Девять жизней Барсика

Эх друг... именно друг, и никакой не хозяин! Сколько мы с тобой пережили - всего и не вспомнишь! Только с котом себя и познаешь, ни с какой собакою такого не получится. Для них ты именно хозяин, а вот для нас, котов, друг!

Помнишь, когда ты меня подобрал? Я тогда мелкий совсем был, месяцев шесть, вряд ли больше. Меня с моста сбросили, а ты как раз под мостом прятался от папы. Ты, кажется, его хрустальную пепельницу разбил, или вазу. Знатная ваза то была, мне Васька рыжий рассказал, что этажом выше живет. Или, все-таки пепельница? Кажется, твой папа с ней часто на балкон выходил. Ты как увидел, что меня кинули, так сразу и прыгнул в воду. Повезло мне, что прежние хозяева (именно хозяева, никакие не друзья) даже платка на меня пожалели, даже коробки. Ты тогда кинулся в воду прямо в одежде, я помню. Только майку снял - в ней ты меня домой нес. Я помню что все вокруг рекой пахло, а майка тобой. Ты самую малость не успел доплыть тогда. Так я и потерял свою первую жизнь. Зато оставшиеся восемь стали безраздельно твоими.

А помнишь когда у тебя газ убежал? Летом на даче. Я, как сейчас помню, прихожу, а ты лежишь и в ус не дуешь. К тебе тогда друзья приезжали. Друзья уехали, а ты спать лег. Я тебя и так будил, и так. Чего только не перепробовал. А сколько я тебе на ухо орал? Да после тех двух полетов через всю комнату, в которые ты меня отправил, любой другой гордо развернулся бы и ушел! Но я нет, ты ведь мне друг... А как ты ругался когда я на тебя все книжки с полки опрокинул? Но я не обижаюсь. Я б тоже спросонья на твоем месте удивился с чего бы это ты, друг, по полкам ползать начал: то ли тараканом себя возомнил, то ли человека-паука пересмотрел. А вот как бы ты на моем месте объяснил что газ утекает? Хорошо еще, что когда я кашлять стал, ты решил что меня вырвет и пнул меня на улицу. А потом все само собой решилось, ты пошел покурить, а со свежего воздуха и сам утечку унюхал. И зачем вам людям нос, если он такой слабый? Я пока тебя будил так надышался, что, наверное, тогда свою третью жизнь и потерял.

Зато вот Четвертую потерял гордо, в бою. У нас тогда крыса завелась. А ты ведь у меня молодой был, доверчивый, оставишь колбасу на столе, а как ее не станет - сразу у тебя Барсик виноват. Ну откуда Барсик? Барсика, может, дома вообще не было в тот момент! Я прихожу со свидания, а меня бить начинают. Кому, может, и как, а мне вот обидно! Не поверишь, я ее две недели караулил! Наконец, день икс. Лежу я как-то на батарее, слышу - идет, чую - она! Я еле слышно приподнимаю голову, и тут она на меня кааак посмотрит! Ка-а-а-ак глазищами желтыми да злыми завращает! Я тут же сделал стойку по тэйквон-до, а она мне в ответ джиу-джитсу закрутила. Я ей лапой в ухо засветил, а она мне сковородкой по голове. Тут уж я рассердился и бить начал в полную силу. Это у меня от удара по голове сковородкой так произошло. Сразу вспомнилось как мы с тобою Фредди Крюгера смотрели по видику. Я когти выпустил - она зубы обнажила. Это был неравный бой, но я все-таки победил. А все потому что я кот, сиречь существо более высокого уровня, да и жизней у меня аж девять, не то что одна жалкая да крысячья...

Шестая жизнь... Ну, я до сих пор не считаю себя виноватым. Стервой была твоя Вика, тут ты меня не переубедишь! От стерв всегда запах такой идет необычный, не естественный. Они знают, что они стервы, и прячут запах в духах. А еще одежда у них странная и кожа у них холодная. Я на ней и так, и этак пытался пристроиться, а она чуток коленку повернет и снова мне холодно да неудобно. Это она для тебя притворялась, что от меня без ума, зато когда тебя не было - говорила всем по телефону что ты дурак. Не хочешь - не верь, но я такое стерпеть не смог. Бей, ругай, дуйся, такой уж у меня характер. Меня еще можно обзывать, но за друга, ты, конечно, извини, "пасть порву, моргалы выколю". А как тебе доказать, что она стерва? Задача посложнее, чем с газом. Я вообще, очень интеллигентный кот, ты не представляешь, какие моральные муки мне пришлось испытать, пока я гадил на ее платье! Но я должен был это сделать. Сумочкой она, конечно, меня приложила знатно. Вот в эту сумочку (Gucci, я даже это до сих пор помню!) и вылетела моя шестая жизнь. Цинично, но оно того стоило, особенно когда ты меня взял и обнял, прижал к себе, а сам высказал ей все, что я бы тоже ей высказал, умей я говорить. Никогда до тех пор не испытывал я такой моральной сатисфакции! Зато вот Катя твоя - совсем другое дело. Особенно когда она жилки из мяса вырезает!

За седьмую я не обижаюсь. Оно и понятно, что котята - существа неразумные, и твой котенок Сережа не был исключением. Оно даже правильно, что он со мной игрался. Людские котята просто обязаны учиться у настоящих кошек доброте и мудрости. Ну, потягал он меня тогда за хвост, а потом еще и помыть попытался, зато сейчас как со мною носится. Мне аж лежать стыдно в такие моменты. Старость - не радость. Вторая, пятая и восьмая тоже были героическими. С котами дрался. В первый раз во имя любви, зато когда пятую и восьмую жизни терял - за территорию. Эти коты хотели твой двор своим назвать. Тяжко, конечно, было, но я справился, да и ты помогал мне. Сколько раз на мой крик выскакивал во двор и этих бандитов блохастых распугивал.

В общем, все восемь моих жизней прошли не даром и оставили за собой воспоминания, которыми можно если не гордиться, то хотя бы наслаждаться. И только девятая, последняя, вызывает у меня легкое недоумение. Дело в том, что мы, кошки, девятую смерть чувствуем загодя. первые восемь - нет, а девятую почему-то чувствуем. Даже странно, что при такой выдающейся жизни, как у меня, девятая будет всего навсего от старости. Смешно. Я так часто жалел тебя с твоей одной единственной жизнью, что и мысли не мог допустить, что моя окажется короче. А ведь кошки, наверное, не попадают в рай. Я слышал как твоя мама это Сережке говорила. Еще она говорила, что у животных души нет. Может и так, только почему же тогда мне так тяжело тебя оставлять? Знаешь, умей я писать, я бы все это тебе написал в письме, а так остается только еле слышно мурлыкнуть тебе на ушко.

Я ухожу. Ухожу, потому что последнюю, девятую смерть, нужно встретить достойно, что бы там ни было и как бы она не произошла. Помню ты как-то читал про викингов, у которых считалось, что в рай попадают только те, что погиб в бою. Достойная вера, она мне больше нравится, чем та, что у твоей мамы. Но у котов есть свое поверье. Каждый, даже самый захудалый кот верит, что если в момент смерти никого рядом нет, а жизнь была прожита достойно (как у меня), то мы, коты, в награду за такую жизнь получаем броню и крылья. Одев эти броню и крылья даже самый старый кот превращается в молодого и красивого дракона. Возможно, ты читал о них в сказках. Именно от гордых драконов мы ведем свой род, и в них мы превращаемся, прожив на земле девять кошачьих жизней. Поэтому, когда я уйду, не плачь, друг, мне и самому тяжело. Но драконы, как известно, умеют летать и гоняют тучи по небу, чтобы шли дожди, а в свое свободное время я буду прилетать к тебе и именно над тобой буду разгонять тучи. Ты увидишь солнышко и улыбнешься. Поэтому, хоть я и ухожу, не плачь! И найди своему котенку такого же друга, каким был я для тебя. Прощай. Твой Барсик. Мур.

© Arlyonka